Алов и Наумов. "Два сапога - пара".

Алов

Наумов

Из школьного курса истории древнего мира я запомнила
только странную военную тактику римских легионеров. В римском войске было два полководца. Один день командовал один, на другой день - второй. Очень часто яростное наступление, начатое вчера, завтра заканчивалось позорным отступлением, а все из-за разногласий этих двух главнокомандующих. На войне руководить должен один. Впрочем, на съемочной площадке тоже. Хотя из всех правил есть исключения, зачастую яркие и невероятные, призванные, однако, только и только укрепить общее правило. И сегодня мы поговорим об одном таком исключении.

Александр Алексаднрович Лапскер родился 26 сентября 1923 года в Харькове. Участвовал в Великой Отечественной войне, после которой был награжен Орденом Красной Звезды и медалями "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда" и "За победу над Германией в Великой Отечественной войне". После этой самой победы наконец смог поступить во ВГИК, где в 1951 году закончил режиссерский факультет. 1951 - 1957 гг работал режиссером на студии Довженко. Известен как режиссер Алов.
Владимир Наумович Наумов родился 6 декабря 1927 года в Ленинграде в семье кинооператора Наума Соломоновича Наума-Стража. В каком-то смысле он пошел по стопам отца, и в 1952 году окончил режиссерский факультет ВГИКа. 1952 - 1957 гг работал режиссером на студии Довженко. Известен как режиссер Наумов.

Фильм, фильм, фильм. Мой последний спектакль.

В ожидании нового фильма

Буквально на днях вместе с двумя девушками моего возраста мы спорили о религии. На деле это извечный спор, который продолжился в тот вечер. Они считают, что атеисты самые страшные, неконтролируемые люди, потому что они не боятся бога. Я считаю, что если ты боишься бога, в которого веруешь, то тебе в жизни не сладко придется. Ну да ладно. Я атеист, и меня очень задевают подобные изречения, хотя дело не в этом.

Я атеист, как я уже сказала, но очень часто за мое бурное “восторгание” какими-то религиозными объектами или обрядами меня обвиняют в лицемерии. И это тоже меня задевает. Просто я смотрю на вещи иначе. Я считаю, что в основе каждой религии, вне зависимости от того, что с ней сделали люди, лежит какая-то древняя и простая истина. По этой логике язычество – это старый, как мир, и правдивый, как сама правда, волчий закон: “Выживает сильнейший”,  со всеми вытекающими последствиями. А христианство – древняя и несбыточная человеческая и человечная мечта о любви…

Если так, то наверное Нораванк самая христианский монастырь на свете, потому что она построена на предании о любви. И тоже несбывшейся.

Смешно то, что монастырь построен в 13 – 14 веках, но все равно это “новый монастырь”.  А самое удивительное то, что он действительно выглядит как новый. Можно сказать, что для своего возраста он неплохо сохранился, хотя в Армении возраст – понятие весьма относительное. Наверное, это именно та несбывшаяся любовь хранит Нораванк если не от разрушения, то от старения точно. Здесь какая-то тихая и скромная любовь на каждом шагу. Недаром полы церквей и часовен в Нораванке покрыты могильными плитами древних князей – таких грозных при жизни, и таких кротких после смерти. Археологи кричат и вопиют, что по этим плитам нельзя ходить, даже если они расположены в самом центре церкви. Их несложно понять: если ходить по могильным плитам, великолепные рисунки и надписи не сохранятся. Но что бы ни говорили ученые, я знаю, что наступая на чью-то могилу, по древнему армянскому обычаю, я приближая покойного к богу, в которого он верил.

Я думаю, это и есть настоящее христианство. А не та – опять-таки неоспоримая – истина о том, что социумом легче управлять от имени бога. Здесь, в нашем – с недавних пор чересчур “верующем” – городе христианство превратилось в понты, в показуху, в фальш. А там, в Нораванке, такого христианства нет. Есть только скромные могильные плиты, самая маленькая из которых принадлежит Момику – архитектору церкви Сурб Аствацацин Нораванка – последней церкви, которую он соорудил, с крыши которой, по преданию, его столкнули, чтобы он не летал в облаках, а твердо врос в землю и навсегда, как это принято в Армении.